Хитро лежит на полу, как подбитая фея. Ей бы взлететь к потолку, но она не умеет. Ненастоящая фея, с глазами зверя. Ей бы взлететь к потолку, но она не умеет. Зная свой следующий ход, ни о чем не жалеет. Ей бы вдохнуть кислород, но она не успеет. Ненастоящая фея, с глазами зверя. Ей бы вдохнуть кислород, но она не успеет. Ей нужен доктор... (с) Знаки - Ну как она, доктор? - Плохо, Иванушка, плохо, - лекарь потрепал паренька по вихрастой русой голове и вздохнул. - К сожалению, я бессилен ей помочь. Если будет еще один приступ, ты меня зови. Я хотя бы облегчу ее боль. Иван посмотрел вслед уходящему мужчине и открыл дверь в избу. Быстрой походкой он прошел через сени и склонился над девочкой, лежавшей на лавке в светлице. - Братик, прости. Опять я тебя напугала, - девочка лет десяти подняла на паренька виноватые, лихорадочно блестящие глаза. - Пожалуйста, не говори маме и папе. Они очень расстроятся. Ладно? - Маш, обманывать плохо. - А ты не обманывай, просто не говори. Мне уже лучше, правда. - Врешь ты все, - Иван всматривался в личико сестры, покрытое мелкими бисеринками пота. - Но все будет хорошо. - Конечно, - Машенька улыбнулась. - Помоги мне встать, я хочу выйти на улицу. - Может тебе лучше полежать? - Нет, хочу на улицу, - девчушка надула губки. -Ладно-ладно, пойдем, горюшко ты мое, - Иван приобнял сестру, и медленными шажками они вышли из избы. Не торопясь дошли до лавочки, стоящей в тени большой раскидистой яблони, и присели. - Вот и славненько, - Машенька улыбнулась, жмурясь от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву. - Я же говорила, на улице мне будет лучше. Ваня посмотрел на нее. Похоже, это было правдой. Даже щечки у сестренки порозовели. Словно ничего и не было. Не было того жуткого мгновения, когда она закричала, хватаясь за сердце, и осела на пол горницы. Его бедная маленькая сестренка, которую никто не может исцелить. Как часто он ворочался ночью в постели без сна, думая, чем можно помочь его Машуньке? И как ему бывало горько по утрам смотреть на сестренку, медленно идущую к столу завтракать. Видеть ее грустную улыбку, и слышать ее слова, что все будет хорошо. - Эй, Ванька, ты чего приуныл? Смотри, как красиво облетают лепестки с яблони. Осенью будет хороший урожай, - сестренка протянула ему ладошку, на которой лежало несколько розовых лепестков. - Сдуй! Ваня послушно дунул на ладонь, следя, как лепестки, кружась, падают на землю, и отвернулся, в глазах защипало. А будет ли у нее эта осень, пахнущая яблочными пирогами? - Вань, а Вань, а ты уже решил, какую профессию выберешь? - Конечно, я стану алхимиком, и сварю такое зелье, которое тебя сразу вылечит. - Хорошо бы. А я бы тогда стала танцовщицей. Так жалко, что мне сейчас нельзя танцевать. А мне так хочется. Ты себе даже не представляешь, как. Особенно когда за околицей идут гулянья. Я бы выскочила, и закружилась в хороводе, и танцевала бы лучше всех. А ты бы мной гордился. Правда, здорово? - Машенька встала с лавки, уперла руки в боки, сделала несколько плавных шажков и пошатнулась. Брат подхватил девочку и снова усадил на лавку. - Не надо так, Машунь, тебе же плохо будет. Подожди чуть-чуть, обещаю, ты будешь танцевать. *** Ночью Ваня проснулся от плача. Он по привычке вскочил, думая, что у сестры опять приступ, но нет, она спала. Плач шел из сеней. Паренек выскользнул из кровати и тихонечко подошел к двери. Плакала мама. - Родная, ну успокойся, прошу тебя. - Как я могу успокоится, Сергей Казимирович сказал, что Машеньке снова было плохо. А ребята скрыли это от нас. - Они не хотели нас расстраивать, я уверен. - Да знаю я, но что делать? Дочке с каждым днем все хуже и хуже. И Иванушка... Как ему сказать, что он не поедет учиться, потому что ему надо сидеть с сестрой, да и нам помогать? Он ведь так мечтал об этом. И мы тоже. Как хорошо было бы ему получить профессию, а не как мы, всю жизнь в земле копаться, да за скотиной навоз выгребать. - Ну-ну, все образуется. Пойдем лучше, прогуляемся до колодца, там ты умоешься, и успокоишься. А завтра поговорим с сыном. Скрипнула входная дверь. Ваня еще чуть-чуть постоял, прислонившись к косяку и прислушиваясь к удаляющимся шагам, а потом начал лихорадочно собираться. Нет, он не может тут оставаться. Тогда у Машеньки не останется ни одного шанса на выздоровление. Из сундука он достал свой зимний тулуп и запихнул его под одеяло. Паренек оглядел кровать и довольно хмыкнул. Вполне похоже, что он тихо-мирно спит. Затем под лавкой он приподнял одну доску, и достал из дыры металлическую коробочку. Да, денег у него не много, не хватает даже на половину взноса, чтобы вступить в гильдию торговцев. Но он достанет еще, у него получится. Что же еще? Ах, да, паренек достал с полки листок бумаги и карандаш, и при изменчивом свете луны начал писать: - Дорогая Машенька, прости, что не попрощался, но так надо. Пожалуйста, держись тут без меня. Слушайся маму и папу. Я вернусь, обещаю. И привезу тебе лекарство. Твой братец, Иванушка. Паренек сложил бумагу, и аккуратно положил записку под подушку сестре. Он наклонился над девочкой и нежно поцеловал ее в щеку. - Пожалуйста, только дождись. Мы с тобой вместе спляшем. Обязательно. *** Лето в Московии для конца июля выдалось невероятно жарким. Молодой алхимик почувствовал это сразу же, как только сошел с корабля. Но что делать? Идти-то надо. Он свистнул верного ванила, похожего на нелепую сухопутную рыбку, и подхватил тележку. Пора домой. Дорога совсем вымотала Ивана. Иногда ему казалось, что воздух превратился в вязкий горячий кисель, обжигающий легкие. Все, о чем он мечтал, это о глотке колодезной воды. Вот, наконец, и его изба. - Эгегей, есть кто дома? - Ваня распахнул дверь. - Не может быть... Дверь в светлицу была распахнута настежь, все в комнате было перевернуто вверх дном, как будто ее покидали в ужасной спешке. Иван прислонился к косяку, что же случилось? - Эй, кто это тут по чужому дому шастает? Иван обернулся. На пороге, воинственно сжимая в руке тяпку, стояла бабка Агафья. - Это я, бабушка Агафья, - паренек обернулся, про себя поминая Бафомета. Не любил он бабку Агафью, ох не любил. Та была первой сплетницей и склочницей на деревне. - Ванечка, неужто ты? Не признала я тебя, ишь какой вымахал. Да и не мудрено, больше года тебя не было. А я-то мимо шла, смотрю, на улице тележка стоит, думаю, лихие люди пришли дом грабить. - Бабушка, а где моя семья? - Ой, Ванечка, беда то какая случилась. Ой, беда, - бабка запричитала. - Поселилась у нас в лесу ведьма. Ну, люди прознали, и зачастили к ней. Кому зелья лечебного, девкам-дурам молодца приворожить, бабам родов легких. А она всем помогала, хотя иногда помогала так, что лучше бы вообще не помогала. Вот и Машка твоя решила, что ведьма ее вылечит. Ей-то все хуже и хуже становилось. Иногда по нескольку дней с постели не вставала. А тут, как раз на русалочьей неделе это было, и откуда только силы взялись, дождалась, пока родители на ярмарку поехали, и пошла в лес. Митька малой ее видел, да никому не сказал. Он, видите ли, с камушками играл. Родители твои вернулись, а дочки нету. Мать твоя в слезы, стала по деревне бегать, искать. Ну, Митька и сказал, что Машка в лесу. Родители за ней пошли, да так и не вернулись. - А в доме то чего такой разгром? - Так это, день их нет, два. Скотина то некормлена. Ну ее и забрали. А через неделю и вещички начали тащить. Ты же знаешь, какие у нас людишки вороватые. Тащат все, что плохо лежит, - бабка отвела глаза. Иван хмыкнул, похоже, если поискать в избе бабки Агафьи, то часть их имущества найдется именно там. - А что, моих родителей с сестрой никто не искал? - Искали, конечно. Да в нашем дремучем лесу всегда было нечисти полно, а как ведьма появилась, так эти твари расплодились сверх меры. Мужики сунулись, их там кикиморы напугали до полусмерти, а кого вообще защекотали насмерть. В общем, сбежали они. Хотя, говорят, видели они Машеньку. Мавкой она стала. - Мавкой? Не может быть. - Да, точно она это была. Сначала-то Машенька хоть на себя была похожа, а потом изменилась. Ты ее сейчас и не узнаешь. - Понятно, спасибо вам бабушка Агафья за рассказ, - Иван обвел прощальным взглядом светлицу и направился к двери. Бабка посторонилась. - Ванечка, а ты не останешься? - Нет, мне тут больше нечего делать. - В гильдию алхимиков вернешься? - Может, позже. А сейчас у меня в лесу дело есть, - алхимик спустился с крыльца и взялся за ручки тележки. - Ой, Ванечка, не ходи, - бабка бежала за ним и причитала. - Сгинешь ты там, сожрут тебя твари проклятущие, даже косточек твоих потом не найдут. - Подавятся, - Ваня усмехнулся и зашагал по дороге к лесу. *** В лесу было намного прохладнее. Иван достал из тележки кусок прозрачной ткани, утер пот с лица и кинул ткань обратно. Для варки все равно сгодится. Алхимик огляделся. Ну и где ему искать родителей и Машеньку? В то, что его сестренка стала мавкой, Ваня не верил. А вот в то, что его семья попала в беду - вполне. Он сплюнул, кикимор испугались, тоже мне, мужики. Юноша прислушался к звукам леса. Шумела листва высоко в кронах деревьев, где-то куковала кукушка. - Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? - Ку, - и птица замолкла. - Тьфу, дура, - Иван снова прислушался, и уловил еле слышный звон. - Хм, странно. Юноша, стараясь не шуметь, пошел на звук и замер на краю опушки, очарованный. В лучах света танцевала девушка. Ваня, пока учился, перевидал много танцовщиц и цыганок, но ни одна не могла сравниться с ней в танце. Девушка двигалась с невероятным изяществом, подпрыгивая и надолго зависая в воздухе на прозрачных крыльях. А еще она смеялась, и в ее счастливым смехе слышался перезвон колокольчиков. Ванил алхимика зашебуршился в траве, и девушка обернулась. - Ваня, братик, ты вернулся. Юноша сделал несколько робких шагов, всматриваясь в незнакомые черты. Зеленая кожа, пышная копна пепельно-русых волос и золотистые глаза, да нет, это не может быть его сестра. К тому же, Машеньке сейчас должно быть одиннадцать лет, а перед ним, в облегающей одежде, стояла взрослая девушка. - Не лги. Что ты сделала с моей сестрой? На глазах девушки блеснули слезы: - Это и правда я, твоя Машенька. Неужели ты меня совсем не узнаешь? - Нет. - А помнишь, как ты обещал меня вылечить? Прости, братик, я не дождалась тебя. Мне было так страшно. Так страшно. Я не хотела умирать. Ведьма спасла меня, правда, теперь я уже не человек. Но зато я живая. И то твое письмо, я до сих пор храню его, - мавка протянула алхимику истертый листок бумаги. Иван взял его и развернул, вчитываясь в неровные строки: - Дорогая Машенька, прости, что не попрощался, но так надо. Пожалуйста, держись тут без меня. Слушайся маму и папу. Я вернусь, обещаю. И привезу тебе лекарство. Твой братец, Иванушка. - Так это и правда ты, Машенька? - Да, - девушка счастливо засмеялась. - И смотри, как я умею танцевать. А ты хочешь потанцевать со мной, братик? - Я не умею, Маш. - Да ладно, это не сложно, иди ко мне, - мавка положила руки на плечи алхимика и закружила его в танце. Иван глядел в счастливое лицо Машеньки, слышал ее переливчатый смех и улыбался. В конце концов, какая разница, что она мавка? Главное, что она жива. Его маленькая большая сестра. Надо же, она даже повыше него будет... И такая хорошенькая, хоть и кожа зеленая. Ничего, это даже красиво. И глаза, какие у нее завораживающие глаза... Эти золотистые искорки, такие приятные, такие теплые... Ванил зашипел, и Ивана трясонуло от удара молнии. Юноша замотал головой. А ванил тем временем выпустил в Машеньку огненный заряд, но та увернулась. - А ну прекрати немедленно. Что на тебя нашло? - Алхимик опустил голову и взглянул на своего гомункула. - Что за... Одежда Ивана была в крови, голова кружилась. Он перевел взгляд на сестру. По ее телу змеились лозы, покрытые присосками. И на них блестела кровь, его кровь. Лицо девушки исказилось в хищной гримасе, глаза полыхнули желтым светом. - А я ведь совсем забыла про твоего маленького дружка, братец. Думала, с тобой будет так же просто, как и с родителями. - Что... Что ты с ними сделала? - Видишь ли, чтобы мне жить, кто-то должен умирать. Так вот, я все еще жива, а они уже нет. Ну, иди ко мне, давай сделаем это быстро, и тогда тебе не будет больно, обещаю. Ты же хочешь помочь своей маленькой сестричке? Ты ведь мечтал спасти меня, помнишь? - мавка приблизилась к алхимику. - Ну же, братик, отдай мне свою жизнь. В этот раз ванил не промахнулся. Огненный заряд попал в девушку, сжигая лозы. - Ах ты, маленький паршивец... - мавка зло засмеялась. - Тебе не спасти своего хозяина. Девушка вновь затанцевала, изящный поворот, прыжок, и вот на поляне стоит еще одна мавка. Еще один прыжок, и еще одна мавка, и еще и еще... - Ну, малыш, угадай, какая из нас настоящая? - мавки подходили все ближе и ближе к ванилу и к его, все еще не пришедшему в себя, хозяину. Гомункул выпустил огненный заряд в ближайшую мавку, но та лишь рассыпалась травой. Остальные вновь засмеялись, оглушая перезвоном колокольчиков. - Надолго ли тебя хватит? - Назад, уходим, - Иван, спотыкаясь и совершенно забыв про тележку, побежал к выходу из леса. Его ванил прыгал чуть позади, сдерживая нападающих мавок. Ветер шумел в листьях подлеска где-то далеко-далеко. *** По причалу Московии брел молодой алхимик, с белой как лунь головой, прижимая к груди израненного ванила. - Вон он, смотрите... - Совсем на старости лет рехнулась, это же старик какой-то, - на бабку Агафью зашикало несколько женщин. - А я вам говорю, это точно он, - бабка шустро заковыляла по причалу вслед за алхимиком. - Иванушка, неужто уже уезжаешь? Алхимик обернулся и злобно усмехнулся, отчего бабка аж отшатнулась. - Не волнуйтесь, бабушка Агафья, я еще вернусь. Есть у меня разговор к одной ведьме.
Просто потрясающе.... Ваши рассказы вдохновляют меня. Прошу Вас, публикуйте еще, быть может Вам удастся вылечить мою хандру и я вновь начну рисовать... и первым делом нарисую иллюстрации к Вашим рассказам, если не будете возражать... Можно я буду Вашей фанаткой? #^__^#
Возможно, возможно Спасибо, так приятно, когда твоя писанина нравится еще кому-то, кроме тебя. Кстати, мне как-раз от хандры всегда помогало рисование, и я буду рада иллюстрациям к своим рассказам, и уж тем более, поклоннице своего творчества
Потрясающе... Тебе бы книжецу написать о вселенной РО. Я бы обязательно купил) Возможно даже сам сверстаю из опубликованного тобой.. Просто на память)
