Героин: путешествие длиною в жизнь Мне всегда нравилась моя уверенность в том, что люди, зависящие от наркотиков, сами дураки, что все зависит только от самого человека. Так было год назад. В карманах водились разнообразные банкноты, а рядом частенько бывали люди, дающие весьма интересные вещи в обмен на эти самые банкноты. Дурь, марки, звезды - все как-то пролетало незамеченным. На кокс банкнот почему-то всегда не хватало, но я не особо жалел об этом. И тут, тихо и незаметно, в мою жизнь вошел Он. Не постучал, не попросился, просто вошел через ноздрю, оставив за собой какой-то неприятный осадок и нежелание употреблять Его еще раз. Я не собираюсь писать о том, что происходило дальше - мой путь к Нему был довольно долгим; я хочу рассказать про один обычный день моего существования полгода спустя. Наверное, это самое приятное - пробуждаться утром с осознанием того факта, что у тебя Он есть. Можно, наверное, поваляться еще немного, но ведь уже 9 утра, и пока не нужно никуда ехать, Он уже тут. Остатки от вчерашней сотки, аккуратно завернутые в крохотный бумажный пакетик, нагло, совершенно не скрываясь от окружающих, лежат на столе, рядом с клавиатурой. Мало, конечно, но на разгон хватит. До обеда. А там посмотрим. Надо одеться. Хотя бы рубашку натянуть, сейчас пойду в ванную, за водой, еще в сортир надо заглянуть - а то потом хрен проссышься; по дому уже слоняется моя дорогая и любимая мамочка - нехорошо будет, если она на руки мои посмотрит. Одеваться так одеваться... Все равно ехать. Оттягиваю удовольствие и проверяю наличие мегабакса. Что ж, какая-то часть его все еще имеется - остатки летней зарплаты, хотел ведь зуб вставить, да видно, не судьба. С верхней полки достаю ложку, со стола стакан - надо идти в ванную, воды набрать, да шприц из кармана куртки взять. О нем никогда забывать нельзя. Шприц - это очень лично, я предпочитаю однокубовые "инсулинки", у них игла очень-очень тонкая, да и поршень идет мягко. Все готово. Можно приступать. Воды в шприц из стакана. Аккуратно разворачиваем пакетик. Да здесь еще до фига! Высыпаем содержимое в свежевымытую "Кометом" ложку. Смываем водой из шприца крошки с краев в середину. Теперь зажигалка. До тех пор, пока на дне пузырьки не образуются. Растворилось. Отрезаем кусочек фильтра от сигареты, бросаем на дно ложки. Прижимая шприц к фильтру, собираем все - до последней капельки... Мы почти счастливы... Теперь ремень. Привычным движением делаем петлю, пережимаем вены. Да-а-а-а, венами бог не обидел. На полжизни хватит. Вот она - самая несчастная, аккуратным движением прососовываем иголку под кожу, теперь нужно проткнуть оболочку вены. Есть. В шприце медленно расползается темно-красное облако, похожее на взрыв. Это так красиво. Все быстрее выдавливаем содержимое шприца в вену... Аккуратно извлекаем, ослабляем ремень, зажимаем дырочку с капелькой крови на коже пальцем, и тянем кожу вниз - чтобы синяка не было. В грудь, откуда-то снизу, бьет упругая жаркая волна. Тяга. Тело замирает и медленно расползается по стулу. В глазах немного мутнеет. Взгляд расфокусируется. Можно вытянуть ноги, расслабиться. Сигарета - и в путь. Дома сидеть не резон. Одеваюсь, выхожу в коридор - взгляд в зеркало. Черная "виниловая" куртка, черные брюки, черная рубашка, черные ботинки и солнцезащитные очки - "мэн ин блэк" просто-таки. Только цвет лица какой-то нездоровый, бледноват слегонца. Не хочется смотреть на глаза - и так знаю, что там. Улица. Вокруг какие-то люди, все суетливые, все спешат куда-то, по мелочным делам, решая свои житейские проблемы. Это раздражает. Я не люблю суету. Залезаю в автобус, все толкаются, орут, перекрикивая друг друга, и тетка-кондуктор с лицом жабы и голосом бензопилы визжит про билеты. На, собака женского пола, получи проездной под нос. Какой-то ребенок начинает нудно вопить неподалеку. Задушить бы. Или просто кляп в глотку воткнуть. Эй ты, усатый ублюдок, еще раз навалишься - череп раскрою. Ненавижу людей. Ненавижу эти грязные, мерзкие, прикосновения в автобусах. Ненавижу автобусы. Блядские сараи, набитые отвратительным, гниющим, давно уже сдохшим мясом. Мясо шевелится и воняет. Девушка, где ты взяла такое дебильное выражение для морды? Ты лицо шпаклевкой штукатурила? Тьфу, ой. Ненавижу автобусы. Хочется блевать. Захожу за остановку и блюю. Чего уставилась, карга старая? Видишь - блюю. Не плохо мне ни хуя! Хорошо мне. Надо купить семечек. Главное - это чтобы семечки всегда в кармане были. Надо же хоть как-то питаться. Да и развлечение какое-никакое. Закуриваю сигарету. Опять блевать потянуло. Блюю. Прямо в урну, на глазах у всей остановки. Пусть весь мир катится к черту - мне блевать хочется. Ладно, пора ретироваться, а то уж больно нагло я тут себя вел. Захожу в метро. Есть свободные места. Хорошо. Сажусь и висну. А вот и любимый институтик. Вот и знакомые лица. Кумарит вас, бедолаги. Да, я уже. Запасливее надо быть. Ничего, скоро Светочка подойдет, и все будут счастливы. Среди себе подобных даже веселее проводить время. Есть о чем поговорить. Как всегда - любимая байка: недавно брали на Краснознаменной, или любой другой улице, там чурки банчат, и на полтинник столько сыплют, сколько в институте на сотку не возмешь. Да еще бодрый такой, вчетвером уделывались - и все в сопли... Изо дня в день одно и то же. Даю традиционный ответ: сведи. Не может он. Не вхож. Он с одним типом вместе брал... Попробует, конечно, но ничего обещать не будет. Старая песня. О главном. О единственном, можно сказать... Да и мужской половой орган с ним. Это, наверное, мечта просто такая - чтобы дешево, много и очень качественно. Мечта наркомана. Ни разу в жизни не видел такой точки, хотя иногда бывало - брал, и бодро так сыпали. Вот, помнится, месяц назад взял грамм - для себя... Чуть не офигел от количества, но такой дуст. И, главное, концов не найдешь, обратно не вернешь. С тех пор - ни-ни. Только чтоб на день, на два хватило. Начинает отпускать. Чешется живот. Чешу. Понеслась родная - теперь чешутся все остальные части тела - руки, ноги. Чешу. А что делать. если чешется? Пойду куплю водички - попить. Привет подруга. Одолжить тебе денег? Иди ты... Вспомни, когда я тебе полтинник одолжил. Да, конечно, ты его с Мишей передала, а он и не вернул - вот паскудник. Ну что теперь. Хрен было передавать с кем попало. Нет, брать с тобой вместе я не собираюсь. Пойди, скооперируйся с кем-нибудь... Блевать хочется. Иду в сортир и блюю. Что, старина, понимаешь? Молодец. А вот и Светлана Батьковна, банчилла наша любимая пожаловала. Однако! Какой ажиотаж в наших рядах. Скамейки возле гардероба быстренько опустели, все разбежались по разным углам, по своим делам, все объединены одной целью - устряпатся. Что ж, и мне, наверное, пора. Давай, подруга, на сотку. Или на полторы? Помирать, так с музыкой - буду жестковать. Чтоб в сопли. Чтоб на руках вынесли. Давай на полторы. Опускаю в карман три маленьких пакетика. Покупаю тут же, в аптечном киоске, шприц - у нас в институте все продумано, правда, инсулинки не продают, но справлюсь и двухкубовиком - не маленький. Идем с Оленькой в служебный туалет, там запереться можно. Включаю свет. Шприц в кармане, Он в другом, ложка в бачке. Что еще надо порядочному наркоману? Достаю ложку, мою ее, высыпаю содержимое двух пакетиков. До фига, однако. Не выехать бы... Ладно, не маленький. Вот все смотрю на свои вены и нарадоваться не могу. Одной, правда, уже почти нет, но сколько их еще осталось! Это только на руках. У меня большое будущее. Вот недавно одну девочку ставил, в этом же сортире, она как руки показала, так я чуть не сел. Где вены, говорю? Зажимает руку, показывает - тонюсенькая полоска на запястье, светло-серого цвета. Кошмар. Раза с десятого попал. Измучился... Инсулинку свою свежекупленную ей отдал, сам ее пятиведерным ставился. У пятиведерных игла толщиной с полпальца, наверное, синяки остаются, не дай бог, мама увидит. Оле проще - она нюхает. Я уделываюсь, и не успеваю вытащить иглу из вены, как чувствую, что начинает трясти. Сажусь на край очка, закуриваю. Тяга нарастает, теперь весь мир перед глазами трясется. Жестканул я, товарищи. Как теперь до лавочки идти, когда земля под ногами прыгает? На слабо гнущихся ногах, походкой терминатора, поддерживаемый с одной стороны Олей, а с другой стороны стеной, иду по коридору. До чего же он длинный... Интересно, почему это люди на меня так странно смотрят. Не смотрите вы на меня так! Я не уделаный! Выходим на улицу, садимся на лавочку. Постепенно подтягиваются остальные участники этой трагикомедии. Кому-то хорошо, а кто-то жалуется, что мало, и с завистью воззирает на меня, тупо разглядывающего остекленевшими глазами какую-то загадочную точку на горизонте. Что, подруга? Ну... Есть у меня... Отвали. Я бы продал тебе это, из жалости, но одолжить не одолжу. Вот Ольге я бы одолжил. Она всегда долги возвращает. Но Ольге тоже хорошо. Эй. Ты меня слышишь? Ну, висни. А я пойду поблюю... Отхожу за кусты и блюю... Есть у кого нибудь семечки? Орешки даже лучше. Апельсин бы сейчас... После него блевать приятно. Помнится я как-то уделался, съел два мороженых, "Фишка" называется, с шоколадной глазурью и карамельным наполнителем, потом пошел блевать... Вот это кайф! Просто хотелось все это еще раз съесть это и опять поблевать. Но не стал почему-то. А один мой знакомый рассказывал, как купил фруктов, заперся в ванной, ел эти фрукты и блевал. Ел и блевал. Он очень любит фрукты, наверное. Пойдемте погуляем! На электричке покатаемся! Хуйли толку тут сидеть и блевать? В нашем распоряжении весь город... На улицах опять люди. Все бегают. Раздражают. Сидим в кафе. Пьем пепси, жрем монпансье, это такие маленькие конфетки-минетки в пластмассовой коробочке. Пытаемся решать сканворды. Я держу один глаз закрытым - стоит только его открыть, как все начинает двоится. Периодически висну. Вечер уже. Домой пора. Опять толкаться в автобусе. Хрен с ним - потолкаюсь. Пофигу. Все пофигу. Фраза из телефонного разговора: "Ты знаешь, я становлюсь злым и тупым..." Занавес. (c) Миха
Мой первый опиумный опыт Случилось это 18 ноября. Да-да, именно 18 ноября, в мой профессиональный праздник - день студента. Правда, по злой иронии судьбы я чуть было и не перестал быть студентом в тот ноябрьский промозглый день. От беды тогда меня спасла случайность, если только можно назвать случайностью умную девушку, Ну, обо всём по порядку. На пары в столь знаменательный день мы, конечно, не пошли. Вместо этого я пошел в бухгалтерию, получил премию за отличную учебу и пошел с девчатами в бар (в группе, кроме меня, ещё только один пацан, а остальные девушки, ин-яз., как-никак). Посидели культурно, из спиртного я выпил только 50 грамм коньяка и примерно столько же ликёра (вообще в последнее время я почему-то недолюбливаю спиртное, наверное, 3-летний опыт коноплекурения дает о себе знать.) После этого я пошел к бабушке, где моя любимая хлопотливая старушка встретила меня целой кучей приятных сюрпризов и вкусностей. Остаток дня я провел в ожидании самого, как я тогда думал, приятного подарка ко дню Студента: встречи с моей новой красивенькой знакомой - Таней, которой я, судя по всему, тоже понравился. "Пошло-романтическое начало не менее пошло-романтической истории", скажет читатель, знакомый с "творениями" наших новых бульварных тургеневых. Вынужден разочаровать таких читателей и немедленно покаяться: не только желание приятно провести вечер в компании пары бархатных глаз руководило мной, когда я спешил мерзлыми ноябрьскими улицами навстречу красивой незнакомке. Дело в том, что я давно хотел попробовать модное нынче в Кишиневе сочетание кодеина с ноксироном, а Таня, как девушка периодически вмазывающаяся, знала что, где и как можно достать. Темнело быстро, и многолюдные улицы вечернего города постепенно закутывались холодным одеялом сырой осенней мглы. Я боялся разминуться на полном разношерстной толпы пятачке, где была назначена встреча, но в ту же минуту меня окликнул сзади тихий грудной голос Татьяны. Она чмокнула меня в щечку и сообщила, что вечер нас ждет прекрасный, потому что она замутила золотое кольцо, и, кроме того, у неё есть немного денег. Я сказал, что я тоже, конечно, не на голяке, и гулять будем на мои - ведь сегодня мой праздник. В итоге решили гулять с русской широтой и просадить все деньги. Таня, конечно, предложила вмазаться, а я ей ответил, что буду очень благодарен, если она возьмет для меня кодеина. На том и порешили, что Таня вмажется, а я закинусь. Покупая шприцы в ближайшей аптеке, я испытал на себе тяжелый взгляд недоверчивой аптекарши: такой взгляд, как у мусора, который достаёт у тебя из кармана пакован, и так вот глядя на тебя, с детской непосредственностью спрашивает тебя:" А это что у нас такое?" Пробормотав невнятное "Благодарю", я выскочил из аптеки и подумал, что наверно у торчков должны быть железные нервы, чтобы выдерживать по пару таких взглядов в день. Теперь наш путь лежал на Старую Почту, скорее, не район, а скопление точек, наркоманов, ну и, конечно, "блюстителей порядка". Самый мрачный район города с любой точки зрения. Кодеина на точке не оказалось, зато ширево, немного поломавшись, барыга дала. 8 кубов неплохого, по словам Тани, раствора маковой вытяжки. Таня тут же решила оприходовать полтора куба, и мы бродили по Старушке в поисках нормального места, чтобы вмазаться. Я подумал, что вечер пропадает безнадёжно, что кодеина мы не нашли, что сейчас вот Таня вмажется и про бархатные глаза тоже можно забыть, и про себя решил, что если она мне предложит вмазаться, не откажусь. Пока я шёл, погружённый в такие вот невесёлые раздумья, Таня заметно разнервничалась, и когда мы входили в выбранный нами подъезд, она скорее походила на хищницу, чувствующую близкую добычу, чем на ту завораживающую своей невозмутимостью и рассудительностью девушку, с которой я прогуливался по бульвару полчаса назад. Она увидела, что я заметил в ней перемену, и, улыбнувшись, попросила простить её за то, что она разнервничалась. Найдя лестничную клетку с подходящим освещением, Таня из хищницы превратилась по меньшей мере в профессора хирургии, а я - в бестолковейшего ассистента. Быстро вынув из сумочки всё необходимое для вмазки: зеркальце, вату, шприцы пустые и с ширкой, одеколон, димедрол и т.д., она с такой быстротой и ловкостью, что я даже не успел запомнить последовательность её действий, растворила таблетку димедрола в 1,5 куба ширки, сняла с себя брюки до колена, протерла одеколоном предполагаемое место укола на паховой вене и убрала всё "оборудование" с подоконника. В это время в ближайшей к нам двери щелкнул замок, я быстро схватил в обнимку Таню, она прижалась ко мне, посмотрела мне в глаза, затем по её телу пробежала нервная дрожь, я инстинктивно прижал её сильнее, и мы поцеловались. Из двери вышла девушка, молодая и блондинистая. Обычно блондинки легко краснеют, но увидев, как у неё на лестничной клетке парень целует девушку со спущенными вниз брюками, она побледнела, шаркнула каблуком, и, состроив нам ужасно кислую мину, зашла в лифт. Таня застегнула брюки, и мы спустились на два или три этажа ниже. Там Таня опять спустила брюки, мгновенно попала в паховую вену, и тут же её взгляд потупился и расслабился. Она одела брюки, и, постояв секунд двадцать молча, сказала, что ничего не знает лучше ширки и предложила мне вмазаться. Я решения своего не поменял и сказал:" Да." Она предложила мне куб, но я решил, что это многовато будет для первого раза и мы сошлись на семи точках. Меня решили вмазать в вену на руке. Я снял куртку, повесил её на перила, сел на ступеньку и закатал по локоть свой свитер на правой руке. Внезапно на меня напал страх, обычный, животный страх перед новым и неизведанным. Этот страх, наверно, в своё время спас жизни тысячам потенциальных наркоманов. Этот страх кричит человеку:" Брось косяк! Не затягивайся! Бросай всё и беги отсюда!", когда человек делает первые, ещё робкие затяжки ароматным дымом марихуаны. Этот страх приказывает юным экспериментаторам над своими мозгами выплюнуть не до конца разжеванные таблетки циклодола. Но этот же страх говорит тебе: "Беги отсюда! Всё потом!" во время первого твоего интимного свидания с женщиной, этот же страх заставляет дрожать твои колени перед прыжком с парашютом. И иногда становится важно, очень важно победить его. Тогда я об этом не думал. Я тщетно пытался бороться с ним, отслеживая все действия Тани: вот она пережимает левой рукой мне руку выше локтя и ласково-жестким, как у медсестры, голосом просит поработать кулачком. Вены мои набухают, Таня протыкает иголкой самую жирную, пытается взять контроль и... голяк! Она быстро вытаскивает иглу, и тут я к своему ужасу обнаруживаю, что в месте укола уже образовался огромнейший фуфляк! Холодная реплика Тани что, наверно, там лопнула вена, но в этом нет ничего страшного, привела меня в полнейший ужас, и страх парализовал моё сознание. Я молча уставился на фуфляк, и тут Таня говорит: "Закатывай лучше левую руку." У меня в голове промелькнул осколок мысли, что, возможно, я на полпути, и если я сейчас брошу всё и убегу, я потом всю жизнь буду ненавидеть себя. Поэтому, не опуская рукав на правой руке, я начал закатывать на левой. В это время лифт на этаже остановился, оттуда вышел мужчина, и ни слова нам не сказав, зашел к себе домой. Повторилась та же процедура с левой рукой, и вот Таня уже втыкает иголку в левую руку, тянет поршень вверх, количество ширки удваивается -- кровь точно такого же цвета, контроль взят успешно, и Таня с огромной скоростью начинает вводить мне ширево. Я хотел было ей сказать, что так быстро даже физраствор не вводят, но тут... Тут всё моё тело начали колоть горячие иголки, мозги одеревенели и до всего сделалось по х.., и мне захотелось просто посидеть пять минут, прийти в себя. Я подумал, что если это тот хваленый опиум, которому поклонялись целые народы, который почитали римские императоры, во славу которого слагались целые оды, который называли "эликсиром счастья" и "ключами от рая", о котором только и говорят в приблатненных компаниях, которому приносили в жертву свои жизни целые поколения землян, то я искренне разочарован в человечестве и его вкусах. Мои мысли прервала Таня, которая сказала, что пора уходить, причём чем быстрее, тем лучше. Я попытался встать и тут понял, что сделать это не так-то просто. Тело мое, оказывается, одеревенело вслед за мозгами и не хотело меня слушать. К тому же появилась сильная дрожь, особенно в руках и ногах. Я подумал, что куртку мне, возможно, не удастся надеть, и я просто перекинул её через плечо. Таня протянула мне мой использованный шприц и посоветовала выкинуть его на улице, чтобы не мусорить в подъезде. Я его положил во внутренний карман куртки. Свой использованный шприц Таня положила в сумочку. Спускаться я быстро не мог и решил, что сейчас дойду до ближайшей лестничной клетки и сяду в лифт. Тут сверху быстро начал спускаться какой-то мужчина и, обойдя меня, он преградил мне путь рукой. Я вначале не сообразил, что это такое, и попросил его дать нам пройти. Когда я получил в ответ грубый отказ и требование выложить всё, что у нас имеется в карманах, я понял, что это конкретное принималово. Я понял, что на этот раз всё кончено, что у Тани в сумочке ещё 5 кубов ширки, что я ужасно впертый, в кармане баян, а полиция церемониться не будет, ведь всем известно, что ширка - это статья. Я неловко повернул куртку, и из неё выпал прямо под ноги мусору баян. К этому времени на крик мусора вышли многие жильцы. Несколько агрессивных молодчиков порывались бить мне морду, едва удерживаемые более спокойным старшим поколением. Мне начало дико хреноветь: в глазах темнело, дрожь стала невыносимой, каждый удар сердца отдавал ужасным грохотом в голове. Я терял сознание, облокотившись спиной о грязную стенку подъезда. Как сквозь сон помню плач Тани, умолявшей, чтобы меня не били, и торжественно отрапортовавшего о вызове оперативной группы старичка. Таня, выкатив свой худой живот вперед, заявляла, что жильцы своей жестокостью убивают не только меня, "единственного кормильца", не только её, "готовящуюся стать мамой", но и "его" (при этом указывала пальцем на место, где по идее располагался наш будущий малыш). Один из мужчин спросил меня: "Ворбешть молдовенеште? (говоришь по-молдавски?)" Сообразив, что полезно было бы ответить положительно, я ответил "да", но, очевидно, сказано это было так тихо, что следующим его вопросом было: "Говоришь по-русски?" На этот раз моё "да" было услышано. Затем он спросил, кто эта девушка со мной. Таня тем временем рыдала, пытаясь вызвать жалость за судьбу "нашего будущего ребенка". Я ответил единственно правильным вариантом, что это моя жена. Время шло на секунды. Наиболее сердобольные старички, хотя ещё робко, но уже уверенно предлагали нас отпустить "в последний раз". Таня рыдала всё пронзительнее и сочувствующих к нам становилось всё больше. Даже один из агрессивных молодчиков перешел на нашу сторону. Ещё через минуту было решено нас отпустить. Таня, со всё ещё надутым животом и я проследовали в лифт, с нами сел также и один из молодых. В лифте он посоветовал мне "слезть с системы" и сказал, что, имея такую чудную красивую жену, колоться может только идиот. В конце проповеди на выходе из подъезда он посоветовал мне подумать о "будущем ребенке" и удалился. Вот-вот должна была приехать опергруппа, и мы с Танюшей поспешили удалиться подальше от злосчастного дома. Я хотел было поблагодарить Таню, что она не растерялась и выручила нас, но она вдруг расплакалась. Я ей сказал: "Не плачь! Всё позади!", и тут я заметил, что она не плачет а смеётся, смеётся сквозь слёзы. Я её обнял, она повернулась ко мне и, улыбаясь, спросила: "Ну что, Вовчик? Ловко мы их?" Мы оба засмеялись. Дойдя до остановки, я присел и испытал очень странное чувство очень глубокой и чистой печали. Я понял, что, наверное, это прет ширка. Это чувство всё усиливалось и усиливалось и вскоре оно стало всепроникающим. Потом по мне пробежали две судороги, судороги рыдания, и я зарыдал от огромной и чистой любви к жизни. Таня нежно провела пальцами по моей щеке, шее, подбородку и сказала, что иногда так бывает с новичками и что всё пройдёт. Всё это меня расслабило, я встал, и мы пошли гулять. Мы долго ещё гуляли по холодным туманным улицам ночного города, заехали ко мне на район, купили травы, покурили и опять пошли гулять. Гуляли полночи, на прощание поцеловались, и Таня пообещала позвонить на следующий день. Я пришел домой и тут же, нырнув в теплую постель, утонул в крепкой и очень сладкой дрёме. Вот так я ширнулся в первый и... так и тянет сказать последний раз, но неисповедимы жизненные пути...(c)Вова
Новогодний снежок Это случилось 31 декабря. Все готовились к Новому году, суетились, сновали туда-сюда, что-то делали. Суета скоро захватила и меня, но, очнувшись от неё, я понял, что могу расширить сознание жизни. На ум пришёл телефон, который был нужен - все номера, которые были мне более или менее нужны, я помнил наизусть. Так что, взяв трубку, я быстро набрал номер заветного "друга". Послышались гудки, потом женский голос. После нескольких поздравительных фраз, я подозвал(назовём его так)Лёшу. Сразу узнав меня, он перекинулся со мной парочкой фраз, но я понял что законы наркобизнеса непоколебимы и даже если хоть сейчас наступит год с тремя нулями, замут будет только вечером, ничего не поделаешь. Немного разочаровавшись и посмотрев на часы, понял, что лучше заняться новогодними приготовлениями. Часы летели быстро, так как новогодние приготовления поедали меня полностью, не давая ни капли свободного времени. За весь день я ни разу не вышел на улицу. Время шло, а может, и бежало, а если задуматься, что такое время? Ничего, просто люди установили рамки, в которых надо было жить, а некоторым - выживать, или, как многим моим знакомым, просто существовать. Но, так или иначе, время шло, и оно настало для звонка, на этот раз всё пошло лучше, чем с утра. Мы быстро договорились о том, сколько. Разговора о месте даже и не шло, просто сказали, как обычно, через сорок минут... Подождав несколько минут, я увидел знакомый силуэт и перешёл через дорогу, сразу говоря, что надо поменять баксы, в ответ услышав, что можно и так. Подойдя уже к его знакомому я услышал знакомую телегу, что сейчас на районе нет и что, типа, можно тут через одних пробить. Ничего не оставалось как просто согласиться. Тут же появилась какая-то женщина или девушка - даже не понятно было сколько ей лет. Я дал ей лавэ(20$), у меня кольнуло в сердце: показалось, что это просто кидос. Но не рвать же деньги назад со словами: "Я не буду мутить, это порожняк!" В ожиданиях прошло около часа. А вы знаете, как это - ждать героин? Наверное, нет.Это просто невыносимо,это не больно,но каждая секунда становится часом,ты прокручиваешь сотни моментов, когда вмазывался, и думаешь: скоро наступит такой же момент, ты чаще смотришь на часы, да и холод не даёт о себе забывать, тянутся длительные минуты, а если человек на кумаре - это просто смерть, ожидание для наркомана - самая страшная мука, нет, не ломка, как многие думают, а ожидание кайфа и прихода. Но вот проходит время и ожидание становится бессмысленным. Ты понял, что тебя кинули, в этом деле бывает такое, если не мутишь через надёжного человека. Хотя тебя может кинуть и сам наркоман, через которого ты мутишь, да, так бывает. Но я взял с собой ещё денег, и эта новость нас немного взбодрила. Тут же началось "пробивание": после нескольких ходок по подъездам нам посчастливилось и нам сказали, что "помогут". К нам присоединился ещё один парнишка, и мы все втроём поехали обратно к метро. Как всегда, отдав лавэ, выслушав "скоро приду", мы с Лёшей остались ждать. Напряжение усилилось, и мы просто не могли стоять на месте, ничто внутри не могло оставаться в спокойствии. Но скоро наступило облегчение - даже не облегчение, а какой-то кайф, когда мы увидели снова того парнишку. Подойдя к нам, он сказал, что всё хорошо. Мы обрадовались как дети. Но вскоре поняли, что есть другая проблема: у нас не было баяна, а мы так закрутились, что было уже 23.25.Мы срочно нашли аптеку - как всегда, "инсулинок" не было и пришлось купить "пятикубовики". Войдя в первый попавшийся подъезд, мы сразу начали приготовление. После нескольких, но очень томительных минут ожидания всё было готово, но когда я увидел "струну" у баяна, мне стало немного не по себе. Но ничего не поделаешь... шприц быстро въелся в кожу, взяв контроль, мне ввели раствор, и он стал овладевать мною. Через несколько секунд наступил приход, всё было по фигу: что сейчас новый год, что могут принять и т.д. НО через несколько минут вернулось сознание, и я понял, что уже 23.45, я сказал всем тем, кто окружал меня, - а может они были где-то не тут, мне было не важно, - что я ухожу и рванул на улицу. Пробежав около двухсот метров, я вошёл в метро. Чтобы не спалиться, пришлось сделать серьёзный вид, что опаздываешь на новый год. Выйдя из метро, я понял, что уже без 5 минут как двенадцать. Я стал бежать; снег мягкими пушинками падал мне на лицо, и глаза инстинктивно пытались от него увернуться, ветра почти не было, было приятно бежать, бежать к новому году, вся погода была благосклонна ко мне в эту минуту, и я только думал, как бы не опоздать. Я не чувствовал ни героина, ни тяжести обид всех людей за меня и на Него из-за меня. Войдя домой без нескольких минут двенадцать, я быстро разделся, не отвечая на вопросы, где я был. Я быстро влился в кутерьму нового года. Но когда всё стихло, я понял, что ведь я вмазанный, что героин держит меня, и получается, что весь год я буду колоться, и рассказывая вам эту историю, я понимаю, что это правда. Так что лучше справляйте новый год "нормально", а то ведь правильно говорят: "как встретишь так и проведёшь". Прочтя мой рассказ, некоторые скажут: "да он нарик, совсем сторчался, мозгов нет", некоторые поймут, а другие, которых так мало, скажут, что в этом мире всё так зыбко, так быстро всё может рухнуть, и тем самым тоже поймут меня. "Чужое кино - не сцены романа, там на первых ролях только дозы и граммы" Дельфин.
Апчик темке и немного позитива^_^ Квадратные треугольники в цилиндрической сфере Началось все с того, что у дедушки Егорыча закончился самосад. Тот рос на огороде, и по мере надобности дедушка нарезал его и сушил, разместив под навесом. И вот он приходит к навесу: батюшки светы - а табака-то и нет! Егорыч на огород - и там всё повыдирали! Нисколечко табака не осталось. А надобно отметить, курильщик он был каких поискать - самый заядлый: уж и по большому сходить без самокрутки не мог. Можно бы у Петровича занять - дак это ж в другой конец деревни тащиться надо - куда там - почти километр, да с костылём... Но что поделать - курить-то охота: снарядил свою старуху к Петровичу. Та поворчала, конечно, однако видит: мужику совсем худо - разорилась на банку самопляса и пошла за табаком. А дедушку тем временем всё крепче забирать стало. От маяты такой подошел он к копне сорняков, прополотой ещё на прошлой неделе: выбрал, какой посуше да покрупней листом, и скрутил козью ногу. Сел на завалинку, где посолнечней, и давай смолить. А сорнячок ничего на вкус оказался - приятно так пенькой попахивает. Хорошо вот так посидеть, помечтать: обдувает тёплый ветерок, тишина, только вдалеке птички поют - июльское утро вступает в свою силу. Тем более помечтать дедушка любил. Дело в том, что Егорыч благодаря однообразию труда простого тракториста в душе оставался неисправимым романтиком: например, несмотря ни на что, до сих пор надеялся стать космонавтом. Происходят же чудеса в конце концов - почему нет? Он с живым интересом относился к достижениям науки в области астрономии и даже выпросил учебник у приезжавшего в прошлом году внука. Дедушка намеревался слетать к далёкой звезде и наладить связи с братьями по Галактике. Втайне дедушка надеялся, что обретёт бессмертие. Не то чтобы он страшился смерти – просто, если Вселенная на самом деле бесконечна, то вечная жизнь подразумевала бы безграничное удовольствие от постоянно удовлетворяемого любопытства. Попробовать нечто, казавшееся ранее категорически невозможным - навроде перемещений со скоростью мысли - Егорычу представлялось гораздо более занимательным, чем крутить баранку постылого трактора. Эхма! - думал он, хорошенько затягиваясь ароматным дымом, - если бы я был этим, как его - Биллом Гейцем! Наука потому так медленно развивается, что фундаментальные проэкты финансируют скромно. Было бы у меня миллиардов сто доллАров, - продолжал Егорыч начатую мысль, - я бы быстро продвинул как физические, так и теоретические исследования, чтобы, к примеру, осуществить засылку тысячи криоботов к луне Юпитера Европе, способных, пробурив поверхностный слой льда, проникнуть в океан и разузнать, что там и как. А потом постройка гигантского телескопа на Плутоне для исследования космических недр и многое другое. Егорыч докурил самокрутку и поудобнее устроился на завалинке. Солнышко грело, стрекотали кузнечики, ветерок шелестел в деревьях. Ему стало хорошо: сладостный покой растекался по чреслам. Да чего там лукавить - так славно дедушке давнёхонько не было. Тут он обратил внимание, что мысли, которые он думает - разного цвета. Мысль о стомиллиардном состоянии была синей, а мечта о космических достижениях - жемчужно-белой. Более того - обе эти мечты имели форму, отдалённо напоминающую фонтан, края которого падали вниз и закручивались обратно к центру, откуда опять перемещались наверх, образовывая подобие тора, а проще - полосатого, бело-синего бублика. Но и это оказалось еще не всё: Егорыч мог влиять на скорость перемещения полос (струй) от центра к краю. Для этого требовалось лишь представить нужное ускорение! Дедушка никогда раньше с подобным не сталкивался и очень заинтересовался. Он начал играть, то останавливая вращение мыслей, то, наоборот - убыстряя. Наконец он разогнал их так, что цвета слились в один: перед Егорычем висел голубоватый, сияющий внутренним светом бублик. Он был напоён мощной витальной энергией, вибрация от которой время от времени размывала его поверхность. Налюбовавшись, старик отвёл взгляд и от неожиданности вздрогнул: на угольно-черном небе висело крошечное голубовато-белое светило. Вокруг, до самого горизонта, насколько хватало глаз, простирался океан парящих в пустоте предметов. Параллельно горизонту располагалась лазурная полоса атмосферы, между нею и чернотой проходила четкая граница. Она едва заметно изгибалась, повторяя выпуклость горизонта. Справа и слева - примерно на расстоянии метра-полутора - Егорыча окружали загадочные и не похожие ни на что артефакты. Спереди висел созданный из двух мыслей бублик. Оглянувшись, он увидел позади ту же картину - вереницы предметов, расположенных на строгом расстоянии друг от друга, убегали вдаль, образуя поверхность планеты. Дед взглянул вниз и обнаружил себя висящим над бездонной пучиной таких же штуковин. Это была неземная, нечеловеческая красота: отовсюду веяло глубоким обаянием, теплотой, любовью - чем-то, от чего тело пронизывала сладкая дрожь пароксизма, а душу переполняло могучее чувство вселенской радости. То, что висело от старика справа, представляло собой как бы перевёрнутую каплю глубокого рубинового цвета, по поверхности коей иногда пробегало нечто вроде волны и на мгновение становилась ясна гениальная система золотистых прожилок в глубине. Слева – нечто, отдалённо напоминающее отраженный в зрачке бирюзовый лес, переливающийся, как полированный жадеит. Всё это было настолько захватывающе, что у Егорыча промелькнуло сожаление о невозможности показать людям, что он сейчас видит. Можно же, - думал он, - подобрать аналоги тем материалам (из драгоценных камней, например) что находятся здесь, чтобы в родном мире создать эквивалент любого чуда из этого мира. Надо лишь подобрать материалы и научиться предельной точности исполнения. Если справиться с этой задачей, то возможно обогатить человечество принципиально новым мироощущением. Некоторые артефакты выглядели как сложные конструкции или приборы – казалось, вот-вот угадаешь, что они такое - разум как бы постоянно балансировал на грани узнавания. И все они без исключения обладали громадной эстетической мощью. Тут небо озарили две вспышки: одна на горизонте, вторая - совсем рядом. Один за другим небо прочертили яркие следы сгорающих болидов или метеоров. Дедушка ощутил, что покачивается, как на волне - вверх-вниз. Через минуту он увидел растущий на горизонте вал - тот приближался со стороны, где наблюдалась ближайшая вспышка. Всё происходило абсолютно беззвучно. Старика охватила паника - а что, если все артефакты, подобно его бублику, - лишь чьи-то овеществлённые мысли? Тогда и он - равноправно висящий в их рядах - только мысль, которую забыли, и он никогда не вернётся обратно! Егорыч вперился взором в бублик и замедлил движение полос; остались две мысли: синяя, о стомиллиардном состоянии, и жемчужно-белая - о достижениях в науке. Дед перевёл дыхание - получилось! Теперь были доступны оба мира. Чтобы хорошенько запомнить дорогу, он опять вернулся в мир сияющего океана артефактов, пройдя по уже знакомой цепочке мыслей. Для этого требовалось знание истинных цвета и формы каждой из них - а это дедушке уже было известно. Он оказался как раз на вершине огромного цунами вместе с окружающими предметами, когда решил возвращаться домой. Бабке ничего рассказывать не буду - ну её к ляду, - подумал он, и эта мысль засеребрилась крошечными многоугольниками прямо над головой. Дед вернулся и открыл глаза. Он сидел на завалинке, ветерок по-прежнему шевелил листву, но вот солнце уже перевалило зенит - времени прошло изрядно. Рядом кто-то громко икнул и матерно выругался. Егорыч повернулся: на завалинке сидел Петрович с ополовиненной банкой самопляса в одной руке и изрядным мешочком махры в другой и осоловело пялился на него. - Петрович! - обрадовался старик. - ЗдорОво! Однако приятель продолжал сидеть, выпучив на Егорыча глаза и беззвучно шевеля губами. - Э! Ты чего! - старик помахал рукой у него перед носом. Постепенно взгляд друга обрел осмысленное выражение. - Вот ведь? - произнёс Петрович – Прихожу: нету его - бабка пошла искать. А он бац - и из воздуха появился! Это что же? - Пить надо меньше, - важно парировал Егорыч. - Не, а как это ты делаешь? - Петрович уже пришел в себя и сделал добрый глоток спиртного. - Научи! А? Егорыч выдержал паузу, типа взвешивая за и против: - Никому не расскажешь? - Могила! - Петрович щелкнул ногтем по зубу, одиноко коричневеющему во рту, и весь обратился во внимание. Егорыч отобрал у приятеля банку, основательно к ней приложился и произнес: - Ну, слухай, Петрович, сюда. Короче, подумай - о чём бы? да хоть о своей Марфе и её коровах! Подумал? А теперь представь, какого эти мысли цвета... (c) boroff
